1. Колья.

    Пора было поставить палатки. У Додика была своя- двухместная, в ней он располагался индивидуально. Правда, иногда, в непогоду он пускал к себе Дозора, приставшую к отряду длинноногую лайку, но, обычно, жил он в своей палатке один, а Дозор отдыхал на свежем воздухе.

     Дождя на Витимском плоскогорье давно не было и отряд расположился на единственном ровном месте, на останце сухой каменистой древней террасы, в которую и колышка не забьешь. «Ну, да не беда, - подумал Додик, -  растяну палатку на валунах, вот только пару кольев для стоек надо бы найти, без них дома не будет!» Он оглянулся в поисках подходящего сухого деревца или ровной ветки. Увы ничего подходящего он не заметил. Вокруг росли только свежие юные лиственицы, ровные, подходящего размера. Однако рука не поднималась срубать эту недавно только окрепшую живую красоту. Одну из листвяшек он даже потрогал, прикоснулся к нежно податливой ветке, к холодной мягкой щетине зеленой хвои...

     Как всегда, в подобных случаях, в поисках нужного материала, он начал делать обороты вокруг места, где он наметил поставить свое полотнянное жилище... Уже на втором круге он обнаружил подходящее засохшее молодое деревцо. Не срубая его, он топориком очистил ствол от сучков, и только после этого срубил готовый деревянный стержень сразу над корнем, оставив совсем короткий пенек. Готовую стойку он отнес к палатке, а сам вновь пустился в поисках материала для второго кола...

-  Что вы это ищете, Давид Аронович? - спросил рабочий Стасик.

- Да, колья для палатки!..

- О, господи, в лесу дерево искать не надо, отошел на метр и руби! Вон какие ровные, на подбор...

- Так ведь они живые и юные, Стасик, лет через десять из них такие деревья вымахнут, настоящий лес вырастет...

- Ай, бросьте, Ароныч, тайга большая, от одного дерева ущерба не будет. Тут их миллиарды! Опять же чего думать о лесе-  какой он будет через десять лет! - Стасик размахнулся топором и срубленное зеленое деревце упало на землю, - через десять лет и подумаем! -...

     Вторую сушину Додик нашел только на четвертом круге своих поисков. Поэтому и палатку свою он поставил позже менее щепетильных подчиненных. А те уже благоустроились и, выглядывая из-под распахнутых входов в палатки, тихо посмеиваясь над блажью незадачливого начальника. Колья у них были вырублены из живых молодых деревьев и издавали приятный смолистый запах...

     Но Додик и не нуждался в нем. Ему вполне хватало той терпкой смеси ароматов тайги, которая проникает даже в наглухо зашнурованное полотнянное жилище...

                             2. Мелочи походной жизни.

      Студент Иркутского технологического института, Миша Малюта, попал к Додику по назначению на преддипломную практику. Парень родился и вырос в Еврейской автономной области, в какой-то деревне. Был он тих и послушен, и не то, что застенчив, а скорее- неуверен в своих правах.  Противоположностью Мише был его приятель и студент- практикант того же института Юра Безродных. Создавалось впечатление о том, что Юра уже готовится стать в будущем начальником, а Миша – подчиненным у Юры...

     Предстояло перебраться от реки Витим к реке Янгуде в северном Забайкалье. Первый переход всегда тяжелый. Люди еще не приноровились надежно и быстро крепить вьючные седла, еще не оторвались от городских привычек ходить по асфальтовым тротуарам с бесконечными остановками возле магазинов, стендов, переходов, не привыкли к таежной обуви и необходимости следить за ее состоянием и за здоровьем ног... Эти, пока еще непривычные ощущения лесной жизни: то каменистая, то провальная в узлах между корней деревьев, тропа, то она же, разделенная на добрый десяток следов на травянистых болотистых полянах; преодоление нетренированности тела, атак оводов, осатаневших от желания попить крови, сбившиеся портянки, тяжелое дыхание на подъеме. Да еще эти медовые стволы сосен, увенчанных капителями крон и одуряющий запах сосновой смолы! Они зовут к отдыху, расслабляют волю...

     Эдик, сезонный рабочий, нанялся в геологическую партию из туристических соображений. Он уже испытал себя в однодневных туристических походах и Додик доверил ему ответственное дело – прорубаться через сосновый молодняк, там, где он вырос прямо на давно нехоженой заросшей тропе, образуя небольшие рощицы.

     Поднимались все выше к перевалу, тяжело было людям, нагруженным своими рюкзаками, тяжело было лошадям под тяжелыми вьюками...

- Все, я больше не могу, - вдруг истерически закричал Эдик. Вне себя от изнеможения, он запустил топор в чащу и сел на землю. По его грязному лицу текли, смешиваясь с потом, слезы.

     Додик, молча сошел с тропы, подобрал топор, отдал Эдику сумку и молоток и принялся рубить тонкие деревья, которые мешали проходу каравана. Вдруг кто-то тронул его плечо- это был Миша Малюта.

- Дайте мне, Давид Аронович, я у себя дома не раз занимался этим делом, а вам нужно наблюдения делать, записывать...

- Ну, спасибо, но давай почестному, по очереди. Сейчас я, а потом- ты!.. Не было геологически интересных мест, и Додик не выпускал топор из рук. Но вот пошли осыпи и отдельные скалы, которые стоило посмотреть, и он отдал топор Мише...

     Вот и перевал. Заросшая травой и молодыми лиственницами, еле заметная тропа заставляла и людей, и лошадей удвоить усилия. И жара не отпускала ни на миг. Миша неистово и самозабвенно, истекая потом, врубался в податливый подлесок. Но вот дорога вышла из леса и пошла вниз вдоль крутого левобережного склона Янгуды. На этом участке леса не было, но появилась другая напасть- древние мосты через каменные промоины ручьев, стекающих по склону, совсем сгнили. Поэтому надо было хотя бы заделать в них дыры камнями, чтобы лошади могли пройти... Малюта и здесь старался помочь, подтаскивал камни. Его приятель, Безродных, и Эдик помогали провести лошадей в поводу через эти коварные места...

     Еще жара не спала, когда отряд, наконец, вышел на прибрежную, заросшую высокой травой, поляну, на которой располагался длинный бревенчатый барак со щелеподобными окошечками и коновязь. Все падали от усталости. Юра и Эдик остановили лошадей возле коновязи и тут же начали развьючивать одну из них.

- Команды не было останавливаться, - крикнул Додик, - завязывайте вьюк по- новой!

- У нас уже сил нет, да и место здесь отличное для лошадей, травы полно! - выразил свое неудовольствие Юра. Тогда Додик, молча подошел к полуразвьюченной лошади и из последних сил вновь принялся затягивать на ней ремни. Юра и Эдик демонстративно упали на траву и глупо улыбались...

     Подошел Малюта и помог начальнику завьючить лошадь... Коней связали друг за другом и Додик повел переднего, а за ним и остальных к Янгуде... От реки уже дул легкий прохладный ветерок. Она была совсем близко. После небольшого подъема вышли на спуск к реке. Янгуда! Вдоль реки на невысокой густо покрытой травой террасе стояло два почерневших бревенчатых барака золотоискателей, а между ними коновязь. Обмелевшая река шумела, обтекая холодными прозрачными водами валунное ложе. На противоположном высоком берегу стеной стоял лес...

- Здесь остановимся. Место прекрасное- рядом вода, сухой плавник, жилье, комаров возле реки сдувает ветер. Миша, помоги развьючить лошадей!..

     Из-за бугра появились Юра, и Эдик... Вызвались помочь расседлать животных, видно совесть заела...

- Привяжите их к коновязи, стало холодать- покройте их потные спины потниками. Гоша, - обратился Додик к конюху,- пусть лошади постоят с полчаса, потом их надо напоить и задать овса...

     Тяжелый переход был позади и осознание этого давало дополнительные силы на устройство нехитрого таежного быта. Шустрили все, кроме Миши Малюты. Он присел на пенек и стал с трудом стаскивать керзовые сапоги.  Додик решил, что Малюта не умеет заворачивать портянки и поэтому сбил ноги. Он подошел к парню. Тот уже снял правый сапог и размотал портянку. Она была в крови. Додик взял снятый сапог и запустил ладонь вовнутрь. Так и есть- из подметки вверх торчали острия нескольких гвоздей!                   

- Почему не сказал?

- Мог бы, - согласился Миша, - но только никаких условий для этого не было... Да, к слову сказать, и времени- тоже, шли в поту! -

- Опасный ты человек, Миша. А если заражение? Ты ведь мне всю работу сорвешь!

- Что вы, Давид Аронович! Ничего со мной не будет, не первый раз кровавлюсь. Все проходит как у кошки...

- До поры, до времени, - отпарировал Додик, - а в будущем- по каждой, даже пустяковой травме, тотчас обращайся о мне...

- Ладно. - нехотя выдавил из себя студент...

                                  3.Оле хадаш, Леня.

     Мэр Маалота, Шломо, все украшал и украшал свой маленький город, разместившийся в верховьях Кзива, речки, что струится к морю среди гор западной Галилеи. Наступление двадцать первого столетия он отметил еще одной новинкой- создал водный парк- «Парк Маим». Этот парк, благодаря постоянному уходу, стал приятным уголком отдыха горожан. По естественному склону он спускается к дикой, заросшей дубняком и лавром, круче ущелья, где в зимнее время гремит бурный левый приток Кзива...

     Посреди парка, на протяжении почти полкилометра начиная от входных ворот на улице Ерушалаим, течет вниз рукотворная речка. У входа в парк она выбивается из-под земли через чугунные решетки и пробежав по бетонному ложу через весь парк, уходит через такие же иженерные сооружения под землю. По берегам этой речки врыты садовые скамейки и располагаются беседки, в которых днем можно укрыться от дневной жары, а ночью от нескромного глаза...

     Через этот парк я частенько ходил в лес выгуливать своего боксера Булю. Живописные кручи и скалы, романтические пейзажи гор Галилеи, букет лесных запахов возбуждали и меня и собаку и мы, иногда, часами не уходили из леса...

     Но одно всегда портило настроение- металлический мусор, который приходилось преодолевать на окраинах парка. Искореженные арматурные сетки, искрученные толстые прутья, подчас запечатанные наглухо в бетонные блоки, проржавленные водопроводные трубы, спинки и панцирные сетки давно выброшенных кроватей, сплюснутые оцинкованные ведра, отрезки железных изгородей, провода и всякий выброшенный за ненадобностью инвентарь. Эти, изъятые из пользования предметы, безобразно торчали из земли и легко могли поранить неосторожного путника...

     Как то, в погожее майское утро, мы с Булькой осторожно спустились с круто уложенных для устойчивости склона многотонных каменных глыб и оказались в лесу. Вот и знакомая тропа, которая следует по узкому отлогому участку над крутым склоном ущелья. Она заросла дубняком, лавром и незнакомыми мне видами колючего кустарника и травы... Вдруг Булька насторожилась, зачихала, повела своим коротким слегка вздернутым носом вперед, ее короткая шерсть над позвоночником встала дыбом. Кто-то был впереди нас. И, действительно, после очередного поворота я увидел человека, сидящего на невысоком холмике свежевыротой земли прямо посреди тропы. Я подошел поближе, поздоровался и с любопытством взглянул на следы трудовой деятельности человека. Он подкапывал отрезок арматуры, который я в этом месте всегда обходил стороной.

- Земля, понимаешь, тут тяжелая, щебенка, известка, глина. Приходится орудовать мотыгой, - мужчина показал на инструмент брошенный на отвал.

- Вам позарез нужна эта железяка? - спросил я его.

- Мне-то она не нужна, но в этом месте она портит природу. - с достоинством проронил он.

- Так вы подрядились очистить Парк Маим от железного мусора? - опять не удержался я от вопроса. Он в ответ засмеялся. Вот когда я обратил внимание на него самого. Это был почтенный джентльмен лет шестидесяти пяти- шестидесяти восьми, худощавый, среднего роста. На спокойном умеренно морщинистом лице выделялись удивительно молодые голубые глаза. Седоволосый, аккурвтно одетый, он вызывал невольное внимание своей странной деятельностью.

- Понимаешь, мы приехали с женой вдвоем, есть пенсия, на работу, даже завалящую, хотя я инженер- механик, нигде не берут- это раз. А, с другой стороны, пособие нам определили вполне достаточное, учитывая, что не заработанное. Вот и появилась у меня мысль- чем-то отблагодарить государство за заботу. Ведь олимы что? - первым делом норовят отхватить у нашего государства еще какую-нибудь добавку без заслуг с их стороны. Вот я и решил почистить парк просто так, без денег, все же хочется хоть чем-то помочь своим. Одно меня тревожит- не оштрафуют ли меня за работу в парке без специального разрешения? -

- Ну что ты (я тоже перешел на «ты»)- надо быть идиотами, чтобы не оценить такой щедрый подарок, который ты предложил муниципалитету. -

-  Так то так, да я знаю одного пенсионера, который принялся самолично изучать мелкую живность искусственного озера Монфорт. Озеро далеко, но он не поленился, сходил, и притащил домой монфортовской воды в бутылках и с одной только лупой определил в ней массу нехороших тварей. И можешь себе представить-  вместо «спасибо» пришла к нему бумага о необходимости учета доходов от его неофициальных исследований!.. Ужас! Да, мне в муниципалитете сказали, что-  работай, пожалуйста, но бумаги-то не дали, что разрешают! -

- Еще бы!  Дай тебе бумагу, а потом ты пойдешь в суд требовать компенсацию! Шутка. А вот то, что муниципалитет перестраховывается, это не шутка. И придется тебе работать без бумаги...- А что касается этого пенсионера, то кто же позволит каким-то приезжим развернуться, чтобы оставить без работы знакомых химиков, биологов? А олимам уже определили- получить положенное содержание и не рыпаться. Так что, для большинства, особенно пожилых олимов, в Израиле они- живые могилки интеллекта. -

- А сколько времени сейчас- уже одиннадцатый час? Пора пойти перекусить. Поговорим в другой раз. - И мы разошлись- он пошел полдничать, а я продолжил маршрут...

     И потом, почти три года мы встречались с Леней не только летом, но даже в погожие теплые зимние дни, нередкие среди галилейской зимы. Все железки, которые он с трудом выколупывал из неподатливой каменистой почвы, он стаскивал в одно место, куда мог подойти тягач. Баррикада ржавых давленных, уродливо изогнутых отбросов цивилизации росла неделя за неделей.

- Обещают этот металлолом забрать, но вот, что-то тянут, - жаловался Леня. Я в ответ смеялся, говорил, что очистка Парка Маим в муниципалитете, видно, не осмечена, и руководство ищет кому продать выкопанные Леней железки- все-таки такое количество металла что-то стоит! А он, не позволяя себе сбиться на шутливый тон, качал головой и сетовал на то, что муниципалитет не посылает обещанный трактор с тележкой...

     О чем только мы ни говорили- о пенсиях, пособиях на съем, судьбе матерей- одиночек (его дочь с двумя детьми уехала в Израиль раньше родителей, а потом, вопреки их желанию, вытащила родителей из Донецка), о бесконечности арабского бандитизма в отношении Израиля, об антисемитизме в СССР...  

- Я бы никуда не уехал из Донецка. Была у нас квартира в центре города, отличные соседи, денег, конечно, было меньше, но мы вполне укладывались и жили без долгов.

     «Как ты думаешь», - спрашивал он у меня, - стоило ли нам сюда приехать? Покинуть налаженный быт, привычное общество, возможность продолжать работу и поменять все это на бесцельную жизнь за чужой счет?

     Я ему возражал. Говорил, что Израиль — это историческое чудо, что советская родина относилась к евреям не как мать, а мачеха...

- Так то это так, -  кивал он головой, - но не то, что плохо к нам израильтяне относятся, лучше сказать, что они нас просто подсчитали. Затраты на нас велики, однако предприятие — это, видимо, стоит вложенных средств.  А среди нашего брата много тех, кто приехали в Страну не для того, чтобы сознательно связать с нею судьбу, но просто улучшить жизнь. Ну и столкнулись с непредвиденными обстоятельствами. Сам знаешь какими...

     Несколько лет(!) Леня приходил в парк Маим как на работу. Привычка к регулярному труду делала свое дело и он, подобно тому как он последовательно выполнял проекты на своем заводе в Донецке, теперь добивался результативности и от своего нового, заданного им самому себе, труда. Изо дня в день, не считая суббот, Леня настойчиво продолжал свое дело. В этом инициативном начинании он принципиально был сродни всем инициаторам человеческого движения к новым горизонтам- Баруху Спинозе, Альберту Эйнштейну, Христофору Колумбу, Владимиру Ленину, всем, кто брал на себя риск нового начинания...

     Гора ржавых частей когда-то нужных изделий росла и, казалось бы, она так и будет вечно находиться на своем месте как памятник человеческому упрямству и общей бездушной неблагодарности организационной структуры общества....

     Однако, как-то в погожий апрельский день позапрошлого года в поисках нужной мне детали я решил еще раз посетить этот ржавый могильник... Увы, меня ждало разочарование- могильника не было!  Значит Ирия все же забрала металлолом! И захотелось мне повидать Леню, поздравить с завершением дела. Но он куда-то исчез, скорее всего переехал к дочке в Хайфу...

     Парк Маим безусловно стал чище, но, имя того, кто годами безвозмездно копался в земле, очищая ее от уродливых ржавых железок, забылось и исчезло.  Что Леня? -так исчезают на этой земле имена многих подлинных ее творцов и героев! Стоит ли удивляться?..   

                                                                      Маалот, 2010.