Помните сказку "Золушка"?  Там милую доборую сиротку мучит по всякому ужасная злая мачеха. Так вот, сиротка Золушка - это я. И мачеха у меня тоже есть, хорошая добрая мачеха...

Мой сын когда был маленьким звал ее бабушкой, хотя она ему – не кровная родня. 
Алла Кузьминична, по паспорту Анна, прожила с моим отцом почти 17 лет.
На ее руках он и умер.

Она уже на пенсии, но еще работает.
- Молодой коллега попросил. А я ему говорю, что сил уже нет, и компьютеры те ваши я не понимаю. А он говорит: «Ну, хоть через день. ОбУчите мне молодежь и себе прибавку к пенсии заработаете.» С тех пор и работаю. Я на бумажке пишу, а девочка смотрит и в компьютер заносит. Коллектив молодой - во внуки мне годятся. Сейчас есть молодежь хорошая, умная, приятно смотреть.
Много лет назад Алла Кузьминична закончила транспортный институт, что-то там по коммуникациям. Железная дорога – это ведь не только рельсы да шпалы, это еще и вся сопутствующая инфраструктура.
У мачехи двое детей. Дочь на полгода младше меня и сын – тридцати лет. Внучка в этом году поступила в транспортный институт. Готовила ее к экзаменам, разумеется, бабушка. 

Живет Алла Кузьминична вместе с семьей сына, в одном доме, на том же поселке Перемога.

- Отут, Аленочка, моя полка в холодильнике. С собакой.
- ?!!!
- Я тут суп храню, шо для собачкы Джоника варю, - смеется хитро. – Хороший суп, тилькы не кушай його. Бо вин же такы собачий.
Заходит, выгибая спину и хвост, черный ласковый кот Сэм.
- Мама, смотри киса пришла! – радуется малыш.
- Та вин прыйде, тилькы ковбасу з холодильника вытягнеш, - махает рукой мачеха. – То невисткын кит, а моя собака Джоник. Такэ у нас разделение хозяйства.
- Понимаю. Сама – невестка, - улыбаюсь я.
- Так у мене ж еще прыдурь всяка е. 
- Яка?
- Ну, от, например, якшо я дома, то двери в мою комнату должны быть открыти. 
- Зачем?
- А як закрыти, но мне кажется, что я уже совсм... как в гробу.
- А переодеваться?
- Ну, если переодеваться, то вже закрываю, - смеется, и вокруг ее умных карих глаз пляшут тонкие морщинки. 

Алла Кузьминична говорит на добром моему сердцу суржике, от звучания которого становится тепло и солнечно на душе. Особенно если за окном колышется нежный куст розы, шелестит листьями абрикоса, и пахнет со двора помидорными листьями.

Жизнь с невесткой в одном доме – это не мед и не сахар, я это точно знаю, сама невестка и со свекровью жила. 
Они не скандалят, но я-то понимаю...

Это непреодолимые противоречия, два мира, два образа мышления, борьба, пусть и глубоко скрытая за трон на кухне, за культ своих привычек, как хороших, так и дурных.

А того, чем можно было бы примирить, нет. Нет голоса крови. Хоть и происходит слово свекровь, по утверждению моего мужа, от сочетания двух слов – «своя кровь». Слово-то, может, и происходит. А вот, по сути, - ни любовь, ни уважение произойти не могут. 
Меня к Алле Кузьминичне, надо заметить, кровь тоже не зовет, не родные мы, однако ж, странное дело, замечаю я, что в ситуация, сходных со своими домашними, здесь – я на стороне свекрови, которая мне мачеха. 
***
К нашему приезду наготовлен целый холодильник еды. Салаты холодные и горячие, рыба в кляре, вареники, кораблики – запеченные в духовке баклажаны с мясной начинкой и сыром.

За домом, где под яблоней стоит круглый большой стол, Андрей жарит шашлыки. Андрей – это сын мачехи. Мой Андрей, как только мы пришли, сбросил сандали и ушел в огород – слился с природой.

- А ты знаешь, якый у мене огирок е? – смеется мачеха, - У вас в Москви такых огиркив нэма. Выростае сантиметрив сорок, а може й бильше. А як ты його з носа надризаеш, так вин з хвоста все одно росте. 
- А если совсем отрезать и на стол положить, будет расти?
- Та я тоби правду кажу, пиды подывысь.

На огороде, в огуречных лианах, и правда, растет нечто толстое и лысое, в количестве штук пяти, длина каждой особи в районе сантиметров тридцати, не меньше. Пахнет огурцом, хотя и смахивает на кабачок. Может, Чернобыль и сюда достал, до мачехиного огорода? И появились тогда чудо-огурцы, которыми можно накормить сорок человек, а остановить рост такого огурца никак невозможно.

- А вы его резали с носа-то?
- Нет еще. Один предлагаю тебе взять в Москву - сувениром.
- А не откажусь. Покажу москалям, какие должны быть настоящие огурцы. Не то, что у них… «Белая дача»… Пластмасса одна и резина, а не витамины.
- У мамы вечно все не как у людей, - смеется Инна, мачехина дочь. – У нее есть еще дерево малина и смородина-крыжовник.
- Чего?
- Ну, такое деревце небольшое. Малина. Оно растет не тонкими кустиками, как принято, а натурально деревом – ствол, ветки. Представляешь, вымахает такое с яблоню, и будем за малиной по деревьям лазить. 
А на смородине-крыжовнике начали зреть ягоды. Большие, как крыжовник, черные – как смородина, косточки – как в крыжовнике, а шкурка тонкая – как в черной смородине.
- Нда... – говорю, - Мичурин бы тут у вас разгулялся, только держи. 

Мачеха разливает по рюмкам тягучее крепленой вино – домашнее, вишневое.
- Помянем, Аленушка, твоего папу...
Выпили. Помолчали.
- Алла Кузьминична, вы знаете, отец был очень сложным человеком. Но вы прожили с ним почти семнадцать лет, моя мама – двадцать два. Даже Аня, моя первая мачеха, - около четырех лет. А ведь она была тогда совсем молодой женщиной, ей не было тридцати. 
- Сложный, да... – вздыхает мачеха. – Я ему часто говорила, «Саша, ты за одну минуту можешь перечеркнуть все хорошее, что делаешь годами. И ведь по дури можешь перечеркнуть...» Он и соглашался. Очень взрывной характер. Но не это главное. Он ведь был очень умным и очень добрым. И прекрасным собеседником. Человека, который бы лучше понимал меня, я не встречала. И не только то, что я хотела сказать, а й то, что подумала.
Она утирает слезы.
- Мы бы так и жили... И так мне больно, что он ушел рано. Знаешь, в старости самое печальное – одиночество. Дети взрослые, внуки почти взрослые... Да, даже когда и маленькие. У них своя судьба, мы можем только смотреть на них, помогать, да радоваться. Но если нет рядом близкого человека, то ты одинок. 

***
Через день мы едем покупать Андрюхе подарок. Так хочет Алла Кузьминична. Обстоятельно, чтоб померить, подобрать. 

Покупает в магазине «Карапуз» дорогостоящие джинсы. Крепкие, плотные, с карманами и нашивками, не такие как то тряпье, что я покупаю в «Ашане». 

Андрюха считает, что джинсы – не подарок, поэтому мы еще покупаем мелкую россыпь рыцарей со сборным замком и двумя лошадями. 

Я не противлюсь, несмотря на цену. Я знаю, что она покупает это не только от себя, а как бы и от деда, от моего отца. 
И долгими зимними вечерами, мысленно беседуя с моим папой, она расскажет ему и про наш приезд, и как Андрюха играл в саду, и про то, как мерили джинсы и он выбегал в каждой потенциальной обновке из примерочной кабинки, разгоняясь и скользя по гладкому паркету, и про рыцарей и про все-все, о чем может быть не найду слов мысленно сказать я.

тексту ДА 725    Набравшие больше всего ДА заметки

"ЕДУ Я НА РОДИНУ..." Пункт 5. Остановка по требованию "Сестра".

Читать весь сборник

"ЕДУ Я НА РОДИНУ..." Пункт 7. Остановка "Кладбище". Конечная.