ЗА ДРУЖБУ МЕЖДУ НАРОДАМИ
Вечеринка. Все ходят с бокалами. Общаются. Я заговариваю с милой девушкой. Из разговора я узнаю, что она полугрузинка полуукраинка из Аджарии. В светской беседе принято поддерживать разговор. Начинаю вспоминать, что я знаю об Аджарии. Столица Батуми. Ах, да, отец проходил там срочную и немого рассказывал. Я видел фотографии. Отец раздет по пояс. Атлет. В армии он крутил «солнышко» на турнике. - Мой отец служил в Батуми в армии, – сообщаю девушке. - Он вспоминал с восторгом грузинские вина. - Да, - говорит девушка отстранёно. – Русским солдатам было в Грузии хорошо. Вот так - «русским солдатам». И что здесь скажешь? Можно было бы рассказать, что в Грузии были не русские солдаты, а советская армия. Там служили и русские, и украинцы, и сами грузины. И никто не придавал национальности большого значения. Можно было бы рассказать, как отец после армии стал летчиком гражданской авиации и летал по всему Советскому Союзу. И экипажи были интернациональные, у него были друзья из всех республик. Многие останавливались у нас дома в Москве. Помню молодого летчика из Армении. В память врезалось его имя – Вазген. Он влюбился в русскую девушку, но родители были против. Он наперекор всему приехал в Москву, делать ей предложение. Романтическая драма разыгрывалась прямо на наших глазах. Помню и рассказы отца о командире корабля грузине по фамилии Ревадзе, с которым он летал. Как он заходил на посадку в Мячиково. На запрос вышки – борт семьсот восемнадцать, какой у вас курс? Он отвечал. Я борт семьсот восемнадцать – курс никакой. И так несколько раз. Вышка теряла терпение. Борт семьсот восемнадцать, вы там с ума посходили? Какой у вас курс, черт возьми? И Ревадзе гордо отвечал. Вышка, вышка, нэт, всё в порядке. Курс – нол. Останавливались у нас знакомые из Украины. В подарок они привезли киевский торт. С тех пор – это единственный торт, который мне нравится. Обычно я их не ем. Ночевали одну ночь, чтобы завтра лететь в Ирак - строить то ли электростанцию, то ли нефтеперерабатывающий завод. Мне запомнился добрый украинец немного в возрасте. Утром, торопясь в аэропорт, он налил себе треть стакана чистой заварки, выпил и сказал: «Чтоб сердце лучше робило». Я мог бы много рассказать милой девушке. Но не стал. Некому уже рассказывать и незачем. Осталось только это пренебрежительное «русским солдатам было у нас хорошо». Я поднял бокал - за дружбу. Мы пригубили. И я отошёл. Пустое.
|
|
|